Вот, к примеру, одна из них. Однажды Дмитрий задумался о том, куда девать отработанные батарейки — маркировка на изделии недвусмысленно указывала, что выбрасывать их c бытовым мусором нельзя. Как человек ответственный гражданин Грамоданов написал письмо в Министерство регионального развития, строительства и жилищно-коммунального хозяйства. В нем он объяснил, что вынужден пока собирать батарейки, поскольку не знает, куда их девать.
Министерство по достоинству оценило усердие киевлянина — и даже посвятило ему страницу своего официального сайта, где подчеркивается важность экологического мышления и огромный вред от попавших на свалку токсичных источников тока. А заодно и рекомендуется всем гражданам страны бесплатно сдавать свои батарейки Дмитрию Грамоданову — он, мол, чудак такой, все равно их собирает. Адрес, конечно, прилагается — ул. Киквидзе, 26.
По этому адресу я и пошел.
Неподъемная сложность «наивных» вопросов
В полуподвальном помещении хрущевки разместился, к моему удивлению, не офис общественной экологической организации, а фирма, предлагающая услуги психологического консультирования. Дмитрий, исполнительный директор этой компании и психотерапевт, оказался спортивным парнем с веселым и открытым лицом — и сразу объяснил, что на роль лидера всеукраинского движения за цивилизованную переработку опасных отходов никогда не претендовал. Тысячи людей из разных городов страны объединились вокруг него после того, как он решил просто-напросто выяснить, что делать обывателю с использованной батарейкой.
— Я уже два года пытаюсь добиться от государственных структур простых ответов на естественные вопросы. Например, никто не может объяснить, чем именно вредны использованные элементы питания. Да, на упаковке стоит специальный предупреждающий знак. Да, в интернете есть информация (которую все переписывают друг у друга) о том, что одна батарейка способна отравить четыреста литров воды, двадцать кубометров почвы, убить двух ежиков и т. д. Но официального документа, который четко говорит, что вот эти отходы, помещенные в почву, вызывают такие-то последствия, — нет!
Никто даже не может объяснить, как правильно собирать батарейки. Можно ли хранить их в емкости? Можно ли собирать потекшие? Можно ли поставить контейнер в подъезде? Не выделяются ли при этом вредные вещества? Вот я как обычный гражданин и попытаюсь разобраться в ситуации.
— Но сегодня вы уже не совсем обычный гражданин — вокруг вас сформировался целый общественный проект.
— И все же я действую исключительно как частное лицо и не собираюсь юридически оформлять инициативу. Так вышло, что я стою во главе структуры, объединяющей некоторых людей. Но это спонтанная самоорганизация энтузиастов, размещающих контейнеры для сбора отработанных источников тока в подъездах, офисах, школах.
Моя принципиальная позиция — не получать грантов либо иной выгоды. На данной теме многие пытаются пиариться — и частные компании, и экодвижения. Они существуют два-три месяца, затем разваливаются, не найдя финансирования.
Доходит до смешного. Например, некая сеть кафе объявляет: мы классные, мы «зеленые», мы собираем батарейки. Деятельность активно освещается, пишутся корпоративные мемуары… А отходы приносят мне.
— И вы уже знаете, что с ними делать?
— Парадоксально, но нет! Два года назад я начал писать официальные письма в разные государственные структуры. Удивительно, но до сих пор никто не ответил мне по существу — что делать с отработанными батарейками.
Министерство экологии предоставило нам адреса нескольких предприятий, которые имеют лицензию на сбор использованных химических источников питания. Но когда я пытался туда звонить, мне отвечали — переработкой они не занимаются.
— А как же активно рекламирующий себя львовский завод «Аргентум»?
— У меня есть много вопросов к этому предприятию. Например, на просьбу показать лицензию на переработку опасных отходов там отвечают, что отходом батарейка становится тогда, когда попадает на свалку. А если сдать ее на завод — то это вроде как и не отходы еще, а значит, и лицензия не нужна!
— Простой способ узнать, действительно ли осуществляется переработка вторсырья, — посмотреть, какую продукцию выпускает предприятие. Допустим, если фирма, утилизирующая ртутные лампы, не производит в результате ртути, то вся ее деятельность — лишь фикция и мошенничество.
— На «Аргентуме» не объясняют, какую продукцию получают в результате переработки и куда она девается в дальнейшем.
Ни один живой человек не видел, что они там делают с сырьем. Поэтому мы хотим собрать пять больших бочек батареек, поехать на завод и запечатлеть весь процесс переработки на видео. Если нам этого не позволят — что ж, будем искать другие, прозрачные предприятия.
— Еще в 2005 г. Киевская горадминистрация издала распоряжение, которым обязала саму себя создать систему сбора и переработки использованных источников тока. Затем было издано еще несколько похожих документов — в том числе отдельная программа, которая должна была увенчаться созданием полноценной системы обращения с данными отходами к 2011 г. Вы встречали реальные результаты деятельности чиновников?
— Нет. Только оперативно-спасательная служба Киева (ул. Жилянская, 26а) собирает батарейки. Они их пакуют в посылки и отправляют на львовский завод. Но спасатели тоже не знают, что с отходами происходит дальше.
Кстати, некоторые госпредприятия собираются закупать (видимо, в рамках выполнения госпрограммы) у «Аргентума» пластиковые колбы-контейнеры для сбора батареек. Не поверите — по 480 грн. за штуку! Наши ребята, кстати, используют в качестве таких контейнеров гораздо более удобные емкости — трех- и пятилитровые пластиковые банки из-под питьевой воды. При одинаковой функциональности получается на 480 грн. дешевле закупаемых государством!
— Во многих странах Европы обязанность собирать отработанные источники питания лежит на продавцах этого товара, а обязанность перерабатывать — на производителях. Вы общались с импортерами батареек в Украину?
— Duracell, например, выпускаются компанией Procter&Gamble. Я был на встрече с представителями этой фирмы год назад. Спрашиваю: вы как производители что делаете с отработанными батарейками? Мне отвечают: ничего. Убедил их хотя бы в собственном офисе поставить банку для сбора. Вот, привезли мне на днях полную.
Людям, которые импортируют источники питания, плевать, как эта продукция после использования отравляет нашу почву и воду. Думаю, что в Европе в цену батарейки входит стоимость переработки.
Возможно, эти деньги в Украине как-то перераспределяются — поэтому и производителям, и чиновникам очень невыгодно внимание общественности к этой теме. Ко мне уже поступали странные звонки, намекающие на то, что я занимаюсь не своим делом.
— Удалось ли получить от импортеров данные о количестве завозимых химических источников питания?
— Нет, конечно! Это большая тайна!
— Вам не кажется, что без использования политического ресурса, громких акций вы не заставите вялую государственную машину реагировать на свои «наивные» запросы?
— Я считаю, что многие люди в министерствах — просто заложники системы. Моя задача не выставлять их дураками, а заставить работать.
Это искренняя взрослая позиция. Мне не слишком интересна политика и протестные акции. Но если уж совсем не удастся добиться никакого ответа — придется, возможно, демонстративно высыпать пару бочек батареек на пороге киевской мэрии. Но пока я к такому не готов. Не может ведь быть, чтобы огромный госаппарат большой страны не мог решить проблему — что делать с маленькой батарейкой?
Деньги? Лучше выбрать удовольствие!
— Дмитрий, вы известны как руководитель культурного центра ProArts. Чем он занимается?
— Это некоммерческая организация, которая существует уже четыре года. Еще одна моя инициатива, цель и механизмы которой чрезвычайно просты. Люди договариваются пойти вместе в музей — чтобы разделить плату за услуги экскурсовода.
База подписчиков (сайт проекта — proarts.com.ua) — около 3,5 тыс. человек. Дело в том, что в Киеве около 140 музеев, о большинстве из которых никто не знает. Мы открываем их вместе.
— Многие киевские музеи не любят посетителей…
— В чем проявляется нелюбовь? Это когда выходит экскурсовод и начинает что-то вроде «Тарас Григорьевич Шевченко родился в 1814 году…», и дальше все скучнее и скучнее. Люди изменились и хотят услышать что-то живое и динамичное.
Но даже в самых маленьких музеях есть немногие фанатики своего дела, которые умеют заинтриговать и увлечь.
— То есть вы водите людей не просто в музей — а на конкретного экскурсовода?
— Исключительно на конкретного экскурсовода! Очень редко — на случайного.
— Какой самый недооцененный музей столицы?
— Не могу ответить. Каждый музей в каком-то смысле недооценен, потому что главное — не экспозиция, не экспонаты, а люди, их презентующие.
Так, почти никто не знает, что в музее истории Украины можно заказать ночную экскурсию. Это безумно интересно, это костюмированное представление, это очень здорово. Но по плану у них всего две такие экскурсии в год — невозможно пробиться!
А кто знает, что в этом же музее можно организовать 80 видов программ? Цель нашего проекта — сделать данные учреждения доступнее для посетителя, раз уж сами их работники не заинтересованы в этом. Впрочем, я их не виню — за такие деньги сам бы активно не работал.
— Можете назвать лучший музей Киева, особенно в плане отношения к потребителю? Обычно западных туристов шокирует враждебная атмосфера наших «культурных хранилищ».
— Увы, лидеров у нас в этом отношении нет — все примерно одинаковы. Раньше мне нравился музей современного искусства на Подоле. Но после того как наша группа пришла на заранее заказанную экскурсию, а экскурсовод попросту забыл появиться на работе — я изменил свое мнение.
Глубоко убежден, что у нас нет ни одного музея, которому потребитель был бы интересен.
Например, я хотел бы прийти в художественный музей порисовать. Да, там изредка проводят мастер-классы — но в будни, в рабочее время! На что рассчитывают эти люди?
— Как профессиональный потребитель музейных услуг — вы думаете, стоит городу содержать полторы сотни нищих, полумертвых заведений, или лучше распределить эти средства между несколькими крупными и успешными проектами?
— С точки зрения человека, который занимается финансовой деятельностью, я бы сказал, что поддерживать такие структуры нет смысла. Но с точки зрения посетителя — мне эти атавизмы советской эпохи интересны. Потому что и в этих «раздражающих» музеях можно найти настоящее, волнующее, ценное. Мне в первую очередь как раз и интересны труднодоступные, малоизвестные места.
— Есть музеи, которые так и не удалось посетить?
— Мне даже удалось впервые в истории организовать исключительно гражданскую группу посетителей в музей СБУ! Долго писал, теребил — и после кучи проверок мы увидели килограмм кокаина под стеклом!
Но, конечно, есть музеи, в которых я еще не был, — десятка полтора-два.
— В Киеве имеется несколько объединений, поставивших подобную деятельность на коммерческие рельсы. Не думали зарабатывать на хобби?
— Если я такой проект буду делать за деньги, то стану водить клиентов только в десяток наиболее популярных музеев. Уже это не интересно. Кроме того, я как психолог знаю, что коммерческая деятельность — это действие из тревоги. Человек боится — «денег не будет»!
От таких действий подлинного удовольствия не получишь. Поэтому не желаю данную деятельность коммерциализировать — хочу получать удовольствие.
— Семья поддерживает вашу общественную активность?
— Нет, у меня в этом плане конфликт с супругой. Она не участвует в моих проектах. Ну, и в общем-то, это правильно.
— Как у психотерапевта у вас наверняка есть свой психотерапевт…
— Обязательно!
— Вы обсуждаете с ним мотивы своей общественной деятельности? Выяснили, какая подлинная мотивация стоит за вашим стремлением водить людей в музей и выяснить правду о батарейках?
— Вы затронули любопытную тему: как психолог я лучше других знаю, что люди, делающие «хорошие» дела, оказываются часто очень неприятными персонами. Мотивация, которая направлена вовне, редко бывает действительно чистой. У нас по сути общество, выстроенное на самолюбовании, и человек, демонстрирующий напоказ «доброе дело», такой нарциссизм взращивает.
Я и за собой тоже это замечал. Например, как профессиональный спортсмен в прошлом я лет восемь тренировал команду волейболистов-колясочников. Искренне думал, что помогаю людям, делаю это для них.
Но в результате психоанализа докопался, что на фоне этих инвалидов мне проще было выглядеть в собственных глазах «замечательным». Поэтому что касается нынешней деятельности — я не считаю, что делаю доброе дело. Занимаюсь этим исключительно для себя, ради самопознания.
— Хороший у вас эгоизм, «психологический»!
— Кстати о психологах. Однажды о моем музейном проекте на телевидении делали сюжет. И журналист посчитал, что лучше представить меня как электромонтера третьего разряда (у меня действительно первое образование — электромонтер). Психолог им не подошел. Может, вам тоже лучше писать обо мне как об электромонтере?