Два месяца назад в мемориальном парке им. академика Александра Богомольца состоялся благотворительный концерт, главная цель которого — прекратить разрушение исторического наследия столицы, уничтожение больниц и зеленых насаждений, бесконтрольную застройку парка. Организатором мероприятия являлась Ольга БОГОМОЛЕЦ — известная певица, врач, коллекционер-исследователь.
Профессор, доктор медицинских наук, депутат прошлого созыва в Киевсовете. Правнучка прославленного академика, чье имя носит Национальный медуниверситет, Институт физиологии, центральная улица города. Также она — главврач Клиники лазерной медицины Ольги Богомолец.
Казалось бы, столько титулов и возможностей…
И вроде бы не барское это дело — песни под гитару на акциях протеста петь, но…
Поет и пишет стихи. Подбирает музыку к стихам известных украинских поэтов, любимый из которых — Лина Костенко. Стихотворения Ольги тоже, как правило, минорны. Поет и в филармонии, и в Украинском доме, где публика встает при ее появлении, и в тюрьмах, где ее никто не знает.
«Зупинись на мить,
бо життя мине,
Подивись на світ,
пригорни мене,
Візьми з моїх рук
віру і любов
І твій біль пройде,
ти повіриш знов».
Там, где нет фальши
— Каковы результаты музыкального протеста, Ольга Вадимовна? Вам удалось прекратить застройку в парке?
— Проблема еще не решена. Тогда нам удалось собрать подписи четырех тысяч киевлян, но сразу же после того концерта застройщики среди ночи произвели буквально штурм парка, и я сделала заявление об этом по телевидению. После чего Турчинов публично сообщил, что они отказываются от строительства, а Черновецкий — что запрещает стройку. Но вскоре состоялся суд, и представители застройщика сказали, что они ни от чего не отказывались, а представители Черновецкого — что не слышали о запрете. В настоящее время подана апелляция на решение суда, очередное слушание — 26 июня.
— Застройщик могущественный?
— Конечно. Депутат Верховной рады от Блока Юлии Тимошенко.
— А что он хочет построить?
— Многоэтажный дом в 10 метрах от корпуса операционной офтальмологической больницы скорой помощи.
— Кто еще из киевской творческой элиты принимал участие в концерте-протесте?
— Раиса Недашковская, Олег Скрипка, Валерий Чигляев, мои дети.
— Дети вам подпевали?
— Раньше подпевали, теперь выступают в «сольниках».
У Ольги Богомолец четверо детей: три дочери и сын. Старший Андрей ищет себя во взрослой жизни, занимаясь музыкальным творчеством. Катя планирует продолжить медицинскую династию Богомольцев. Ася занимается классическим балетом. Сонечка пока еще не сформировала свои жизненные приоритеты.
— В прошлом году вы выступили с концертами в женских тюрьмах, колониях и СИЗО в разных областях Украины…
— Выступила и в тюрьме в Эстонии. А в июле отправлюсь в новый тур по тем же местам заключения. Я бы не называла это концертной деятельностью, это отнюдь не развлекательные мероприятия. Песни — это нить, на которую нанизывается наш с ними разговор. А гитара помогает установить контакт.
Я ставлю перед собой две цели. Первая — медицинская. Сегодня в Украине медики не в силах остановить эпидемию туберкулеза. А людям, выходящим на свободу, выгодно быть инфицированными — тогда они получают льготы, бесплатное лечение, и стимула работать и возвращаться в здоровое общество у них нет.
Вторая цель — объяснить, что каждый человек обладает силами для того, чтобы изменить жизнь, начать ее с чистого листа. Я привожу примеры из своей жизни, не всегда легкой. Сегодня многие говорят о важности социальной реабилитации, но ведь большинство из этих женщин никто не ждет. Ни дома, ни в социальных институтах. Очень важно пробудить в них желание жить и бороться. Нам же вместе жить.
«Ми всі в однім човні.
Наш човен вирушає
В тернисту дальню путь
Під вітер, в дощ і град.
І де наш шлях пройде,
ніхто того не знає…
Зазнаємо ще скільки
ми сліз, розлук і втрат.
…Зупинись на мить…»
— О чем именно вы рассказываете? Какими воспоминаниями делитесь с осужденными?
— О том, что жизнь зачастую не складывается, как хотелось бы. Что сама вышла замуж в 19 лет, и после того, как родила ребенка, муж отказался от меня и сына. Сначала плакала, потом работала на трех работах, теряя сознание в операционной от недосыпания. Распался и второй брак, я ушла от мужа с тремя детьми. Понимала, что растить детей самостоятельно очень трудно, но смиряться с человеком, поднимающим на меня руку, не могла. Я знаю, что такое потерять работу, что такое с трудом дотягивать до зарплаты, не имея возможности купить детям фрукты. Но по-прежнему считаю, что выпадающие человеку жизненные трудности — это так суждено, они своего рода гантели для души.
— Думаю, и непосвященному понятно, что в концертных залах вас принимают иначе, чем там, где живут люди в камерах. А во всех ли тюрьмах восприятие ваших песен и слов одинаково?
— Нет, конечно. Самое сильное воспоминание связано с колонией строгого режима, где сидят женщины-рецидивистки, некоторые — по 30 лет, целую жизнь. И для них вообще нет никаких авторитетов, ты выходишь на сцену и понимаешь, что сейчас ты для них ничего не значишь. Тебя примут, если ты честен и открыт, а если нет, то и слушать не будут. Там нет фальши, которая есть на каждом шагу в нашей — «без решеток» — жизни.
Такой парадокс — хуже, чем там, вдали от семьи и свободы, быть не может, а атмосфера, которой я там дышу, чистая. Такая, которой мне не хватает здесь, которой не хватало в Киевсовете, на сессиях, где 90% слов абсурдные, а 90% дел фальшивые.
В той колонии строгого режима я сидела на крохотной сцене, задернутой прозрачной материей, даже переодеться негде было. Ждала, когда соберутся слушательницы. Они приходили со смены, с тяжелой работы. Ни я, ни мои песни им были не нужны. За полчаса, пока они собирались, слышались лишь крики, ругань, брань. А я в это время полностью переделывала программу, чтобы быть ими услышанной.
Концерт начался с шума — не перепеть, не перекричать, но после первой песни слышу — сидящие впереди просили помолчать тех, которые сидели сзади, а после третьей — полная тишина. Последнюю песню на стихи Евгения Сверстюка, написанную им в тюрьме и посвященную матери, я пела и не могла сдержаться — слезы текли из глаз, и заключенные тоже плакали.
— Сложно, наверное, изливать душу перед людьми, которые пошли на преступление, совершили зло.
— Знаете, кто сегодня получает первый срок? Я перед концертом прошу предоставить статистику, кто там сидит и за что, чтобы составить общее представление об аудитории. Так вот — девушки в большинстве своем сидят за наркотики и, соответственно, кражи, а женщины в возрасте — за убийства мужей.
Там мало лиц убийц и злых глаз. Глаза у многих молодых преступников ничем не отличаются от глаз тех, кто ходит по улицам Киева. Но алкоголь, наркотики… Еще и компьютерные игры, где ты, играя, убиваешь, и ничего тебе за это не бывает, а когда попадаешь в реальную ситуацию, просто не понимаешь, чем твоя «удаль» может закончиться.
— Вы, полагаю, считаете, что ваши песни лечат, а может быть, они просто ранят, бередят души. Ведь, как известно, слезами горю не поможешь.
— А слезы-то лечат. Вспомните историю создания трагедий. Греки ведь и ставили их для того, чтобы люди плакали. А если слез нет, то грош цена такому режиссеру и актерам. Я уверена, что выплакивая горе, люди освобождаются, очищаются их души.
— Ваш великий прадед родился в Лукьяновской тюрьме столицы. А его мать была приговорена к смертному приговору, который изменили на пожизненное заключение. За что ей вынесли такой суровый приговор?
— Она была одним из руководителей «Южнорусского рабочего союза народовольцев». В него входили выходцы из дворянских семей, которые шли в народ, считая, что он должен жить лучше. Она подключилась к крайне левому крылу — террористам и обвинялась в покушении на одесского губернатора, «приговорила» к смерти Александра ІІ.
Выплывая природным потоком
— Вы и ваш муж Алексей Шереметьев — коллекционеры. Он намерен открыть первый в Украине частный военный музей. Вы коллекционируете украинские домашние иконы. Такие интересы, как оружие и религия, дополняют или мешают семейной гармонии?
— Война и духовность — как мужчина и женщина. Мешают или дополняют? Всяко бывает, но друг без друга они никак. Между прочим, как раз сегодня муж открыл выставку в Балаклаве. А в Киеве, в Музее культурного наследия, что на улице Московской, представлена экспозиция «Військова слава України» из его коллекции.
— Перетекают экспонаты из одной домашней коллекции в другую?
— Только из духовности — в войну. Я дарю иконы мужу. Его коллекция обогатилась очень интересными полковыми иконами.
В коллекции Ольги Богомолец собрано 5 тысяч украинских домашних икон. В своей книге «Вікна в позапростір» она рассказывает об истории создания своей коллекции, пишет, что первую икону купила на Сенном рынке — «не смогла переступить через дощечку с ликом Иисуса Христа, которая лежала под ногами, в месиве снега и грязи». Сегодня Ольга Вадимовна посвящает им книги, исследует историю их создания. Знает, какие иконы берегли целомудрие, какие помогали пережить смерть близкого, какие берегли от алкоголизма и самоубийства, какие помогали подняться упавшим на самое дно или были созданы для мира между мужем и женой.
— Работа, байдарочные походы, гастроли, конгрессы, записи концертов, научные и культурологические исследования — как это все укладывается в одной жизни? Вы как-то сказали: «Я випливаю природним струменем життя, але постійно намагаюся відшукати власні рішення». Очень красиво сказано. Как научиться выплывать в жизнь таким природным потоком?
— Байдарок, к сожалению, уже нет… но… На прошлой неделе я ездила в Острог, в Острожскую академию, там встречалась со студентами, делала презентацию своих книг, мы обошли все окрестности, церкви XVI века, замки. Всегда интересно видеть и узнавать что-то новое. Оно и придает силы, веру в жизнь, в свою судьбу и свое предназначение: лечить тело и душу.
