Алексей Тюрин — создатель и владелец сети киевских пиццерий Mamamia — удивил меня тем, что лично доставил заказ в офис моему приятелю. Нечасто встретишь бизнесмена средней руки, самостоятельно развозящего ничем не примечательные заказы на полсотни гривен.
Котлеты как детская мечта
— Мне всегда было интересно, почему люди избирают ту или иную сферу для собственного бизнеса. Вот у вас — почему пицца? Советское кафе за бесценок досталось, папа — директор ресторана или с детства мечтали накормить всех голодных?
— Нет, за бесценок ничего не доставалось, и родители мои — обычные инженеры. Но с детства мне нравилось питаться в общепите. Самые вонючие котлеты из столовой мне были милее домашней кухни. Потом, когда повзрослел, нравилась атмосфера кафе — и теперь нравится. Кроме того, я любил рисовать — всякие кораблики в разрезе. Вот и мечтал, делая для себя наброски интерьеров будущих заведений, — всегда было интересно представить, как я выстроил бы то или иное кафе. До сих пор одну интересную задумку помню: многоэтажный клуб в круглом здании, но чтобы посередине «дырка». Внизу танцпол, а вокруг, на разных уровнях, столики. Можно перемещаться по уровням, менять зоны отдыха — думаю, это интересно.
— Как-то удивительно выглядит тяга живого человека к экзотической пище советского общепита. Вы либо ужасный оригинал, либо у вас дома, похоже, очень уж странно готовили.
— Да, моя мама, которую я очень люблю, совершенно не умеет куховарить. Абсолютно. Иногда она готовит по вычитанным где-то чудовищным рецептам какие-то ужасные салаты из огурцов с яблоками. Я не мог это есть, мечтал об обычной котлете.
— Вы предали семейные кулинарные традиции. А как ваш папа, он привык к стилю вашей мамы?
— Папа развелся с ней, когда я был в третьем классе. Ему проще, а мне пришлось выносить этот кулинарный террор до армии.
— Где вы учились? Наверное, с такими мечтами сразу в кулинарный техникум?
— Нет, что вы. О пути в общепит я мечтал совершенно беспочвенно, как все хотели быть космонавтами. А учился сначала в медицинском училище, а затем уже из армии, прослужив год, поступил в Киевское зенитно-ракетное училище.
— Простите, а какая связь между медициной и ракетными войсками?
— Я мечтал стать военным врачом. После медучилища работал в больнице Павлова, в отделе судебно-медицинской экспертизы. Это там, где уголовников освидетельствуют. Не смог поступить в военно-медицинскую академию в Ленинграде — получил «четыре» за бег. В зенитно-ракетном, кстати, я недолго проучился — ушел после первого курса. Сделать это, сами понимаете, было непросто — пришлось симулировать порок сердца. В больнице, где я лежал на обследовании, начальник отделения, старик-профессор, конечно, меня раскусил. Но надо же такому случиться — на моих глазах он начал умирать: сердечный приступ. Я бросился его откачивать — все-таки медучилище за спиной. Массаж сердца, искусственное дыхание рот-в-рот. Не откачал, он умер. Но его коллеги подвиг пациента оценили и оставили фальшивый диагноз в силе. Вот я и перевелся в университет им. Шевченко. Хотел изучать психологию, а пришлось философию. С третьего курса — еще и кибернетику.
— Ну и мотало вас. Родители не возражали против такого извилистого пути?
— Я всегда был достаточно самостоятельным человеком, и какого-то прессинга со стороны родителей не испытывал. Наверное, потому, что очень любим друг друга.
Смазывая экономику
— Философия, кибернетика… Когда же в вашу жизнь вошла пицца?
— После окончания университета я работал программистом сначала в нашем институте кибернетики, а затем три года в Швейцарии. Здесь — игры писал, там — разрабатывал учебные программы и системы для школ. Вот в Швейцарии и поразился тому, как эффективно и качественно может быть организован общепит. Стиль американских сетевых пиццерий меня покорил. Программистом с некоторых пор работать наскучило, да и зарплата стала снижаться. Уволился, вернулся в Киев. И здесь пережил психологический кризис. Когда привыкаешь к зарплате в несколько тысяч долларов, а затем становишься безработным… Конечно, я мог снова уехать за границу работать программистом. Но мое мужское начало требовало реализации. Я хотел состояться, причем ярко. Продал квартиру (одну купил, когда работал в Швейцарии, другая осталась от бабушки — так что нам с женой было где жить). Как сейчас помню, за 20 тыс. долларов. Решил открыть доставку пиццы — по американской системе построения бизнеса. Искал помещение, возился с бумагами. Каждый день с утра бегал — не потому, что думал о физической форме, а чтобы снять ужасное нервное напряжение — было очень страшно.
Обошел все улочки на Печерске, заходил во все учреждения. Наконец удалось договориться об аренде помещения в техникуме общественного питания. Купил печку за 4 тыс. евро, набрал людей. Организовать доставку — очень творческая и высокотехнологическая задача, это крайне непросто и чрезвычайно интересно. Через несколько месяцев Mamamia заработала.
— Сколько у вас ушло времени на оформление разрешительных бумаг в Киеве? Как вам, неподготовленному к столичным бюрократическим сложностям человеку, удалось сквозь эти чащи продраться?
— Поскольку это было несколько лет назад, бумаг требовалось значительно меньше — их количество неуклонно растет год от года, сейчас открыть такое дело было бы значительно сложнее. Управился я тогда месяца за четыре. Санстанция, конечно, была в шоке. Я ведь никогда не работал в общепите! То нужен сертификат качества на краску, которой покрашены стены, то сертификат на щетки, то паспорт на вытяжку. Мне кажется, у них даже проснулось какое-то материнское чувство, связанное с чувством глубокого удивления. Они меня учили, за что я очень благодарен. С остальными инстанциями проще, они равнодушны, там все решается денежным способом.
— То есть взятки давали?
— Ну, взятки — это машинное масло в плохом двигателе экономики. Если сегодня никто не будет давать их, вообще все остановится. Я ведь раньше человек неопытный был — ходишь в контору, ходишь, а тебе постоянно: то завтра придите, то на следующей неделе. В конце концов говорю: я ведь не с пустыми руками пришел, давайте что-то решать.
— Как человек, регулярно занимающийся «смазкой», что вы вообще можете сказать о самом «двигателе»? Он рассыпается или его состояние становится со временем лучше?
— Его состояние улучшается. Но политики, которые любят хвастать ростом украинской экономики, не имеют к этому ни малейшего отношения. Экономика растет благодаря нам, тем, кто, вопреки всем преградам, реально работает.
— Вы можете сказать, что удовлетворены построенным бизнесом?
— Я до сих пор не думаю, что он построен. Сейчас у нас три пиццерии, доставка по всему городу, семьдесят человек имеют рабочие места. Но мне нечем хвастаться, система несовершенна, все замкнуто на мне. Я и лампочки порой вкручиваю, и заболевшего шофера на доставке подменяю, и компьютеры в офисе настраиваю. Моего бешеного ритма жена не выдержала, пришлось развестись. Даже собственной квартиры теперь нет, вынужден снимать. Не хватает пока у меня ума правильно выстроить схему бизнеса. Хочу посвятить этот год не росту сети, а структуризации.
— Выходит, бизнес разрушил вашу личную жизнь?
— Да уж. Сейчас, кстати, у нас отношения с бывшей женой значительно лучше, чем за все 10 лет в браке. Но с моей любимой девушкой — будущей женой — мы уже полтора года не можем пожениться. Нет времени, не успеваем! Правда, одно хорошо — мы вместе работаем, поэтому 24 часа в сутки вместе. Это прекрасно, я так счастлив не был еще никогда.
Неземная красота ценника
— Что главное в пицце? В чем ее секрет?
— В соусе. Сколько в нем каких специй, ингредиентов — это самый главный секрет любой пиццерии. Хотя для меня все важно, даже цена. Цена должна быть красивой. Например, 48,60. Это красиво, не то что 49,90, ведь сразу понятно, что такая цифра не имеет отношения к себестоимости. А для потребителя главное — не переплатить, его интересует продукт, в котором составляющая себестоимости максимальна. Цена должна вселять уверенность в своей обоснованности.
— Стараетесь ли вы создать аутентичный, исконно итальянский продукт? Или пицца — это все-таки фаст-фуд?
— Наша пицца — это фаст-фуд только в том смысле, что в самом деле быстро готовится и достаточно демократична. Что же касается аутентичности, то пицца и пиццерии сегодня — это скорее американская система организации бизнеса, а не какой-то особый продукт национальной кухни. Мы готовим американскую пиццу.
— Вы сами в быту едите пиццу? Она вам еще не надоела?
— Конечно, ем. И нашу, и к конкурентам хожу — отслеживать ситуацию на рынке. И родные иногда заказывают — мама, жена. Кстати, ни для кого скидок не предусмотрено.
— Несколько лет назад ваши разрисованные машинки для доставки с изображением пиццы с высунутым языком довольно эффектно смотрелись на улицах города и были в чем-то новым словом в рекламе. Рекламную кампанию вы себе сами разрабатываете?
— Конечно. И обклеивать машины, и даже изображение придумал я. Все время приходится что-то изобретать. Например, когда мы только начинали и денег на рекламу не было, я затеял раздавать листовки на перекрестках водителям авто. Но когда к сидящему в машине человеку подходит пешеход, они находятся на разных уровнях — полноценного общения не получается. Я решил использовать карликов — маленьких людей. Пригласили такую женщину, Валентину, нарядили в поварской колпак. Это было интересно. Потом, правда, от такой практики отказались — все-таки есть в этом что-то неловкое.
— Рынок общепита в Киеве стремительно развивается, его захватывают франчайзинговые сети (известная фирма предоставляет свои технологии и возможность работы под ее брендом другим предпринимателям. — Авт.). Как вы считаете, осталось ли на нем место для начинающих предпринимателей?
— Думаю, что рынок остается ненасыщенным. Франчайзинг безлик, я его не люблю. Недавно увидел вывеску на дверях одного из ресторанчиков: «Это не сетевое заведение». Вот это гениально, «не сетевое заведение»! Киеву не хватает как раз маленьких семейных ресторанчиков с индивидуальным лицом, с качественной и недорогой кухней. Сам бы с удовольствием такой открыл — увы, пока не могу.
— О чем вы мечтаете? Покрыть всю планету сетью пиццерий Mamamia, баснословно разбогатеть, стать знаменитым?
— Да, да, конечно, покрыть всю планету. Это было бы здорово. Но вовсе не из-за денег, а из мужского честолюбия. А когда я буду очень богатым, хочу быть очень скромным — чтобы всем это понравилось. Никакого золота и дорогих машин. Мне импонирует европейское отношение к деньгам: когда человек сам тряпочкой моет каждый винтик своего «Ламборджини», когда хозяин шикарного ресторана сам подходит к клиентам и искренне интересуется, понравился ли им обед. У нас этого нет. Да что там у нас! Мне стыдно, но я сам так не делаю — стесняюсь подойти к клиентам и просто спросить их мнение.
— Остается ли у вас время для хобби?
— Мое дело и есть мое хобби. Говорю же вам, это очень творческая и интересная работа — спланировать и создать эффективную систему. Я занимаюсь этим по большому счету не ради денег — это мое увлечение, мой путь самореализации. Да, собственно, ни на что другое и в самом деле времени не остается. Правда, не так давно купил себе мотоцикл. Мне уже 36, старею, и это заставляет в панике искать в себе какие-то проявления мужественности.
