«Представьте себе, что сейчас 1919-й или 1920 год. Кого бы вы вышли встречать на Крещатик с цветами: белых, красных, петлюровцев или, может быть, поляков?» — спросил я Людмилу Губианури. «Наверное, никого», — ответила она.
Задал такой вопрос Людмиле Викторовне я неспроста: в ее работе события тех лет занимают важное место, потому что она сотрудник Музея Михаила Булгакова, что на Андреевском спуске.
«Москва» и Эстония
— Людмила Викторовна, ваше знакомство с Булгаковым, наверное, состоялось раньше, чем вы пришли работать в музей?
— Конечно. Как и у многих, первой моей булгаковской книгой был роман «Мастер и Маргарита». Знаменитая публикация журнала «Москва» за 1966-й и 1967 год. Я прочла ее в старших классах школы.
— Поскольку вы работаете в доме Булгакова, то по образованию наверняка филолог. Угадал?
— Окончив школу, я поступила на филологический факультет университета города Тарту (это в Эстонии).
— Почему в Тарту? Вы жили там?
— Нет. Я киевлянка. Просто наш университет славился своей филологической школой. Одним из моих преподавателей был, например, всемирно известный ученый Юрий Лотман. Кроме того, наш вуз был одним из немногих в Советском Союзе, в который можно было даже на медицинский факультет поступить без блата и который давал качественное образование. В общежитии нас жила целая комната киевлянок.
А, кроме того, Тартуский университет был знаменит либеральными порядками, по-настоящему демократическим общением с преподавателями: мы могли ходить к ним в гости, нас не гоняли на комсомольские собрания и демонстрации. Лекции мы посещали, когда считали нужным: интересная — идем, неинтересная — нет. По сравнению с Тарту Киев был более консервативным городом.
— Как ваши отношения с Булгаковым складывались в студенческие годы?
— Я знала, кто такой Булгаков, и любила его, но в университете больше занималась футуристами, Маяковским. То есть левым искусством.
— Как вы оказались на Андреевском спуске, 13?
— После учебы вернулась домой, и у меня даже в мыслях не было идти работать в музей. Мне казалось, что это довольно скучное учреждение. Из виденных мной к тому времени литературно-мемориальных музеев поразил только пушкинский на Мойке. Но в 1992 г. моя подруга, которая работала в Музее Булгакова, собралась уезжать в Америку и предложила занять ее место. Я согласилась.
— Когда шли туда работать, волновались?
— Переживала ужасно. Я считала, что должна знать о Михаиле Афанасьевиче все. А ощущение, что такие знания у меня есть, отсутствовало, и, казалось, все увидят, что я ничего не знаю. Но в булгаковском доме я встретила не просто приятных и красивых женщин, а нашла практически ту же обстановку, в которой находилась в Тарту. К моей подруге в коллективе относились тепло, и меня тоже очень хорошо приняли.
Его знают поляки, немцы, французы и итальянцы
— Что собой в то время представлял Музей Булгакова?
— В конце 80-х его только начали создавать. До этого здесь были коммунальные квартиры. В 1993 г. открылась экспозиция. Сначала музейными были только пять комнат. А вообще год создания музея 1989-й.
— Но ведь в городе и до начала 90-х знали, что это за дом.
— В 60-х другой знаменитый писатель и наш земляк Виктор Некрасов написал очерк «Дом Турбиных», и все узнали, что Алексеевский спуск, о котором пишет Булгаков в «Белой гвардии», это на самом деле Андреевский, и к дому № 13 началось настоящее «паломничество».
— Вы были в числе этих «паломников»?
— Нет, я как-то долгое время не осознавала, что большую часть своей жизни Михаил Афанасьевич прожил в Киеве, для меня он больше ассоциировался с Москвой. Только со временем поняла, что из своих 49 лет он прожил в Киеве 28. И когда нашим посетителям говорю об этом, люди просто «падают».
— Но ведь как писатель Булгаков состоялся в Москве.
— Но при этом в каждом произведении он возвращается к Киеву. Он не может без него обойтись. К тому же Михаил Афанасьевич говорил о себе: «я писатель мистический, ученик Гоголя». И Воланд у него, скажем так, очень полтавский. Поэтому когда нас спрашивают, кто же такой Булгаков, мы отвечаем: «Знаменитый киевлянин».
— Людмила Викторовна, вы говорили, что окончив университет, не мыслили себя музейным работником, а как теперь?
— Более того, я тогда думала, что ради Булгакова готова буду терпеть музей. Но сейчас настолько люблю его, что чисто кабинетная работа мне уже неинтересна. Очень нравится работать с экспонатами, готовить проекты.
— А что за проекты?
— Например, чаепитие на булгаковской веранде. Или детские рождественские праздники. Такие, как были в доме Булгаковых. Занимаюсь нашим фондом. Мы его создали, чтобы помочь выжить музею. Поскольку я старший научный сотрудник Литературно-мемориального музея имени Булгакова, то веду научную работу. Подготовила несколько выставок: «Изображение Христа в мировой живописи» (второй выпуск), а также посвященную Татьяне Николаевне Лаппа, первой жене писателя, и к 100-летию смерти Афанасия Ивановича Булгакова, ее можно увидеть и сегодня. Кроме того, поскольку у нас нет экскурсоводов, то когда подходит моя очередь, выступаю и в роли гида.
— Хлопотное это занятие?
— Очень! Особенно когда в школе проходят Булгакова и к нам идут целыми классами, то начинается усмирение строптивых. К каждой такой экскурсии морально себя готовишь и выходишь на нее, как тореадор на бой с быком.
— Вероятно, есть и другие посетители?
— Слава Богу, музей ими не обделен. Если продолжить разговор о детской аудитории, то на днях познакомилась с девочкой-семиклассницей Настей, которая прочла «Мастера и Маргариту», чем удивила одноклассников, которые не понимали, зачем она это сделала, если есть фильм. Так вот Настя объяснила, что когда читает, воображает все сама, а в фильме режиссер ей навязывает свои образы.
— Какова география посетителей?
— Естественно, весь бывший Советский Союз. Хорошо знают Булгакова в Польше. Знают и немцы, французы, итальянцы.
— С тех пор как вы пришли в музей, отношения с коллегами не изменились?
— Мы все очень привязаны друг к другу. Когда рабочий день заканчивается, общаемся между собой и не спешим поскорей убежать отсюда. В этом году я даже сократила летний отпуск на пять дней. Если приходится работать по выходным, никогда не отказываюсь.
— Как вас коллеги называют за глаза?
— Люсей.
— А в глаза Людмилой Викторовной?
— Нет, тоже Люсей.
— Как вы пережили очень непростые для всех, а для интеллигенции особенно, 90-е годы?
— Я тогда находилась в том возрасте, когда человек зациклен на самом себе, поэтому все проблемы тех лет, материальные в том числе, ощущались не так остро. Ну, конечно, и отношения в коллективе во многом помогли. Можно даже сказать, что в каком-то смысле мы себя чувствовали, как в оранжерее.
— То есть вы отсиделись за кремовыми шторами, о которых говорил Лариосик в «Днях Турбиных»?
— Многие наши друзья, которые приходят в музей, говорят: «Какие вы счастливые!» Но кремовыми шторами мы не отгородились от всего происходящего вокруг нас.
«Киев-город»
— Что бы вам хотелось видеть в городе, связанное с Булгаковым?
— В первую очередь другое отношение городских властей к музею. Ему угрожают подземные воды. На стенах грибок. Не говорю о других проблемах. 15 октября на Андреевском спуске Михаилу Афанасьевичу откроют памятник. Может, тогда на нас обратят внимание и, может быть, покрасят фасад.
— Музею Булгакова уже полтора десятилетия. За его судьбу можно не опасаться?
— Хотелось бы думать. Но время от времени нам абсолютно «достоверно» сообщают, что Андреевский спуск выкупил то один, то другой политик с громким именем. Музей, имеющий всемирную известность, полагаю, не снесут, но сейчас уничтожают по-другому. Вот, к примеру, сгорел столетний деревянный дом на набережной Днепра. Так что мы очень настороженны.
— Михаил Афанасьевич в очерке «Киев-город» написал о столице образца 1923 года такое: «Слов для описания черного бюста Карла Маркса, поставленного перед Думой в обрамлении белой арки, у меня нет. Я не знаю, какой художник сотворил его, но это недопустимо». Вы не вспоминаете эти слова, когда смотрите на нынешний город, не слишком ли много стало у нас похожего на этого Маркса?
— То, что я вижу, не просто больно. Когда ко мне приезжают друзья из других городов, мы предпочитаем выбираться на природу, а не гулять по Киеву. Иногда возникает ощущение, что нами руководят инопланетяне, которые находятся в каком-то другом измерении. Происходящее здесь — это полное безобразие. Но если мы не будем сопротивляться всему этому, значит, так нам и надо.
