Жауме Кабре. Я исповедуюсь

Жауме Кабре. Я исповедуюсь

Скрипка, века, парадоксы

Автор: Жауме Кабре

Название: «Я исповедуюсь»

Язык: русский перевод с каталанского

Жанр: эпическая драма

Издательство: «Иностранка», 2015

Объем: 736 с.

Оценка: 7*

Где купить: grenka.ua

Да-да, семь звездочек, вы не ошиблись. Постоянные читатели книжных обозрений знают, что такая оценка — исключительная редкость, и автор этих строк пользуется ею с большой осторожностью. К тому же нельзя сказать, что роман Жауме Кабре полностью лишен недостатков: на мой вкус, в последней трети он слишком откровенно бьет по эмоциям. С другой стороны, слегка чрезмерная сентиментальность и подчеркнутая лиричность «Я исповедуюсь» служит отличным противовесом эпической мощи этой книги. Чтобы сполна ощутить всю ее широту и глубину, иногда не грех и поплакать.

68-летний Кабре, автор двадцати с лишним книг, в том числе десяти романов, у нас практически неизвестен. Несколько его рассказов в русских переводах когда-то выходили в антологиях малой каталанской прозы — вот, собственно, и все. Поэтому не знаю, как там в Каталонии, а для русскоязычного читателя книга барселонского писателя определенно сенсация. Тут вот еще какое любопытное наблюдение: современная крупная проза становится все крупнее и крупнее. Самые нашумевшие романы последних лет — «Щегол» Донны Тартт, «Светила» Элеонор Каттон, «Устал рождаться и умирать» Мо Яня — это книги по 700—800 страниц. «Я исповедуюсь» — не исключение.

Переплетая эти линии друг с другом, Кабре прибегает к любопытному приему: он не маркирует переход от одной эпохи к другой, так что диалоги XX и XV веков смешиваются в один, а истории XIII и XVIII столетий сливаются в единое целое

Меньшим объемом Кабре обойтись не мог. Действие его романа концентрируется в ХХ веке, однако охватывает период в три четверти тысячелетия. В книге семь исторических блоков, приведенный в конце общий список действующих лиц занимает пять страниц. Тематическое разнообразие огромно: теория идей, история артефактов, конфликт между долгом и свободой, переплетения верности и предательства, проблема пожизненного искупления страшной вины, поколенческие, национальные и семейные конфликты. Музыка, живопись, литература, философия, теология. Холокост и его последствия. Истовая вера и категорическое неверие. А еще любовь, конечно же, любовь.

Показательно, что 60-летний историк культуры Адриа Ардевол исповедуется не перед Богом, а перед покойной любимой женщиной. Узнав о неизлечимой болезни, которая за несколько лет лишит его памяти и интеллекта, он ведет рассказ об основных событиях своей жизни. Описывает жестокость и отстраненность отца, ненавистное принуждение к занятиям музыкой, тайну, окутывающую скрипку Виал работы знаменитого лютье Лоренцо Сториони, семейную реликвию с темным происхождением, убийство отца, к которому роковая скрипка имеет непосредственное отношение, увлечение культурологией, обретение любимой и ее утрату, научные успехи и личные трагедии… Это лишь одна, хоть и основная, сюжетная линия романа. А ведь есть еще множество других.

Переплетая эти линии друг с другом, Кабре прибегает к любопытному приему: он не маркирует переход от одной эпохи к другой, так что диалоги XX и XV веков смешиваются в один, а истории XIII и XVIII столетий сливаются в единое целое. С одной стороны, этот трюк обеспечивает неразрывность повествования, в котором все персонажи и произведения искусства так или иначе связаны между собой. С другой — он позволяет провести параллели между вроде бы совершенно разными явлениями: оказывается, речи начальника концлагеря в Аушвице Рудольфа Хесса и жившего семью сотней лет ранее Великого инквизитора Николау Эймерика имеют приблизительно один и тот же смысл.

Есть и другие приемы. Постоянные обращения Адриа к персонажам детских книг — шерифу Карсону и индейцу Черному Орлу, всегда знающим ответ на вопрос, что такое хорошо и что такое плохо. Переход от первого лица к третьему, отмечающий попытки героя посмотреть на себя со стороны. Многочисленные рефрены, формирующие структуру романа подобно тому, как это делается в музыкальных произведениях классического периода. А еще это книга, в которой отлично работают контрасты и парадоксы: раскаявшийся нацистский преступник превращается в праведника, самый близкий человек совершает самый подлый обман.

«Важнее не сами вещи, а те фантазии, которые мы с ними связываем», — заявляет Жауме Кабре от имени Адриа Ардевола. Почти как у Бродского:

«Но в том и состоит искусство
любви, вернее, жизни — в том,
чтоб видеть, чего нет в природе,
и в месте прозревать пустом сокровища».

Или как в популярной песенке Алены Апиной на слова Танича:

«А любовь она и есть
только то, что кажется».

Не уверен насчет жизни в целом, но в отношении любви все именно так.