Вий, Ковпак и Тотоша: детство на Институтской

Где в Киеве «Вия» снимали, жил Ковпак и стоял шатер Каддафи? Как простой киевский мальчишка ежедневно погружался в историю, пробегая путь от школы до дома бабушки? Максим Пестун вспоминает о тех прогулках.

— Почти каждый день после занятий в 147 школе на Круглоуниверситетской, что находилась во дворе старой пожарной части, я заносил портфель домой на Энгельса (сейчас — Лютеранская) и отправлялся к бабушке с дедушкой на улицу Институтскую. Мой путь лежал мимо заброшенной лютеранской кирхи, где мы часто играли, пробираясь через неплотно заколоченное досками окно. Там, по легенде, снимали кинофильм «Вий». Думаю, что подобные истории рассказывали про любую заброшенную церковь, но нам в полутьме пустынного здания от этого становилось еще страшнее.

Потом я проходил мимо «дома плачущей вдовы» — за ним в арке находился прием бутылок (очень важное место для любой семьи), а дальше шел по другой стороне улицы мимо овощного и гастронома по углам маленького квартала. Посередине квартала из трех домов стоит чудесный старинный дом с одной массивной гранитной колонной, до сих пор, к сожалению, заброшенный.

Дальше сворачивал на улицу Карла Либкнехта (сейчас — Шелковичная). На углу в маленьком двухэтажном деревянном домике была сапожная мастерская и заправка сифонов (тоже весьма нужная точка). В этом доме жил дедушка моего друга Сережи Иванова-Кузнечика, известный ученый лингвист. Домика давно уже нет, на его месте торчит белая советская девятиэтажка, а напротив — 77 школа, где сегодня лицей, а раньше была не менее знаменитая школа бокса.

За свечкой девятиэтажки располагается красивый желтый дореволюционный дом, а дальше за оградой стоял в садике чудный особнячок. Расскажу об этом месте поподробнее. В особняке раньше жил генерал, а потом находилось консульство Чехословакии. А во дворе, в большом сталинском доме жил с родителями мой друг детства. Позже дом вместе со старинным особнячком снесли, а на их месте построили уродливо-нелепый дом-бункер для Владимира Щербицкого в «лучших традициях эпохи». Говорили, что он глубже, чем выше.

Около ажурной ограды особнячка всегда стоял черный представительский автомобиль «Татра». Мне он тогда казался верхом совершенства, и я мечтал, что, когда вырасту, куплю себе такой. На его хромированном бампере далеко выступали два круглых резиновых буфера, что отличало «Татру» от всех других автомобилей. Проходя мимо, я однажды поставил на буфер ногу, чтобы затянуть шнурок, и в тот же момент автомобиль дал громкий сигнал. Я отскочил напуганный, думая, что сигнал сработал от прикосновения. Оказывается, я не заметил водителя, который дремал на сидении.

Дальше среди мрачных советских ведомственных домов можно отметить замечательный готический дом барона Икскуля фон Гильденбандта с его фамильным гербом на фасаде и надписью Salve в парадном — такой же, как и в «доме Барона» на Ярославом валу. И «шоколадный домик» купца Могилевцева, где я, как и большинство киевлян того времени, вступил в брак.

Потом путь проходил мимо необычного дома в мавританском стиле купца Ковалевского, в котором есть комната-вагон, точная копия того, где познакомились хозяева дома. Недолго удалось прожить им в замечательном особняке с садом до прихода советской власти. Перед особняком я сворачивал направо, проходил маленький квартал. Оставлял за спиной Кловский дворец, где был музей истории Киева, который позже приобрел у меня для экспозиции несколько старинных предметов из коллекции дедушки. И поворачивал на улицу Розы Люксембург (сейчас — Липская).

По уютному бульварчику проходил мимо мрачного здания любимого в детстве ТЮЗа, что напротив дворца графа Уварова, а вернее, его молодой жены графини Натальи. В этом доме мне довелось побывать в разных ролях. Впервые, когда там располагалось киевское управление КГБ, и потом в конце 80-х, когда там находился Украинский фонд культуры. Мое предприятие «Джерело» работало под эгидой фонда. Я много раз бывал тогда в кабинете председателя фонда Бориса Олейника. В здании сохранились уникальные интерьеры здания, на моей памяти там всегда шла реставрация.

Дальше я шел мимо своей первой парикмахерской на втором этаже на углу. Помню, туда вела высокая каменная лестница с улицы. В следующем доме жил Сидор Ковпак. Однажды дедушка взял меня с собой к нему в гости. Ковпак был очень старенький, очень маленького роста и совсем не походил на знаменитого героя-партизана, каким дети тогда себе его представляли.

Потом в конце бульвара я огибал памятник Дмитрию Мануильскому — до сих пор толком не знаю, кем он был, — и поворачивал налево к нашему дому. Дедушкин дом был вторым от угла. Первым же находился старый дом с очень интересной внутренней планировкой, у нас с ним был общий дворик. Детьми мы часто там играли и лазили на чердак и крышу. Сейчас трудно поверить, что за целый день, а двор был тогда открытым и проходным с трех улиц, там можно было не встретить ни единого человека. Помню огромные коридоры на этажах и несимметричные переходы между ними. Сейчас там офис уполномоченного по правам человека.

Двор примыкал к правительственной резиденции, бывшему дому заводчика Закса, где временно жил генерал Ватутин и во дворе которого в нынешнем веке разбивал свой шатер Муаммар Каддафи. Мы иногда лазили на забор и любовались ухоженным садом и цветочными клумбами во дворе.

А на другой стороне, на самом углу улицы, напротив парка я еще застал старинную Дворцовую пожарную часть с желтой каланчой. Это было очень красивое здание — кусочек ушедшей эпохи. Видимо, партия посчитала, что памятник советскому «генералу-освободителю», который власть поставила на месте разрушенного Александро-Невского храма, не должен смотреть на такую красоту, и ее снесли. Сейчас на ее месте находится отель «Киев».

Квартира, где жил дедушка, располагалась в высоком бельэтаже и выходила на улицу. Раньше там, как мне говорили, была одна из контор Бродского или Терещенко с комнатой-сейфом в торце. Несмотря на семейные планы ее открыть и использовать, до этого так и не дошло.

Высокие двусветные окна квартиры закрывались складными ставнями. Все это запиралось старинными латунными задвижками в форме вензелей, причем одним движением плотно фиксировалось все окно вместе со ставнями. Верхняя часть окон-фрамуг открывалась опрокидыванием с помощью хитроумного веревочного механизма с пружинами. Я часто вспоминаю эти окна, которые безотказно работали около ста лет, защищая жильцов от шума и холода.

А еще помню неизменно сидящую на подоконнике первого окна белую болонку с бантиком. Она целыми днями внимательно и дружелюбно наблюдала за прохожими киевлянами. Тотошу большинство прохожих знали по имени и приветливо ей улыбались.